Неточные совпадения
Глядя с напряженным любопытством вдаль,
на берег Волги, боком к нему, стояла девушка лет двадцати двух, может быть трех, опершись рукой
на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что
бросилось ему в глаза и ослепило его.
Между тем жизнь будила и отрывала его от творческих снов и звала, от художественных наслаждений и мук, к живым наслаждениям и реальным горестям, среди которых самою лютою была для него скука. Он
бросался от ощущения к ощущению, ловил явления,
берег и задерживал почти силою впечатления, требуя пищи не одному воображению, но все чего-то ища, желая, пробуя
на чем-то остановиться…
Когда наша шлюпка направилась от фрегата к
берегу, мы увидели, что из деревни
бросилось бежать множество женщин и детей к горам, со всеми признаками боязни. При выходе
на берег мужчины толпой старались не подпускать наших к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что женщины могут быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть
берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
Только что мы подъехали к Паппенбергу, как за нами
бросились назад таившиеся под
берегом, ожидавшие нас японские лодки и ехали с криком, но не близко, и так все дружно прибыли — они в свои ущелья и затишья, мы
на фрегат. Я долго дул в кулаки.
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа от северного холода, пробежали мимо
берегов Европы, как в первый раз пал
на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно
бросились к
берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с
берега благоуханием цветов.
Оторвется ли руль: надежда спастись придает изумительное проворство, и делается фальшивый руль. Оказывается ли сильная пробоина, ее затягивают
на первый случай просто парусом — и отверстие «засасывается» холстом и не пропускает воду, а между тем десятки рук изготовляют новые доски, и пробоина заколачивается. Наконец судно отказывается от битвы, идет ко дну: люди
бросаются в шлюпку и
на этой скорлупке достигают ближайшего
берега, иногда за тысячу миль.
Другой переводчик, Эйноске, был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же провожают в прогулках лодки и не пускают
на берег и т. п. Еще узнали, что у них один пароход приткнулся к мели и начал было погружаться
на рейде; люди уже
бросились на японские лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не были, а только в его заливе, который мелководен, и
на судах к столице верст за тридцать подойти нельзя.
Ведь знал же я одну девицу, еще в запрошлом «романтическом» поколении, которая после нескольких лет загадочной любви к одному господину, за которого, впрочем, всегда могла выйти замуж самым спокойным образом, кончила, однако же, тем, что сама навыдумала себе непреодолимые препятствия и в бурную ночь
бросилась с высокого
берега, похожего
на утес, в довольно глубокую и быструю реку и погибла в ней решительно от собственных капризов, единственно из-за того, чтобы походить
на шекспировскую Офелию, и даже так, что будь этот утес, столь давно ею намеченный и излюбленный, не столь живописен, а будь
на его месте лишь прозаический плоский
берег, то самоубийства, может быть, не произошло бы вовсе.
На другой день, 31 мая, чуть только стало светать, я
бросился к окну. Дождь перестал, но погода была хмурая, сырая. Туман, как саван, окутал горы. Сквозь него слабо виднелись долина, лес и какие-то постройки
на берегу реки.
Животное, стоявшее
на отмели, издало короткий отрывистый звук, похожий
на храп, и
бросилось в воду, затем быстро взобралось
на противоположный
берег и исчезло в кустах.
Я
бросился к реке. Староста был налицо и распоряжался без сапог и с засученными портками; двое мужиков с комяги забрасывали невод. Минут через пять они закричали: «Нашли, нашли!» — и вытащили
на берег мертвое тело Матвея. Цветущий юноша этот, красивый, краснощекий, лежал с открытыми глазами, без выражения жизни, и уж нижняя часть лица начала вздуваться. Староста положил тело
на берегу, строго наказал мужикам не дотрогиваться, набросил
на него армяк, поставил караульного и послал за земской полицией…
У самой реки мы встретили знакомого нам француза-гувернера в одной рубашке; он был перепуган и кричал: «Тонет! тонет!» Но прежде, нежели наш приятель успел снять рубашку или надеть панталоны, уральский казак сбежал с Воробьевых гор,
бросился в воду, исчез и через минуту явился с тщедушным человеком, у которого голова и руки болтались, как платье, вывешенное
на ветер; он положил его
на берег, говоря: «Еще отходится, стоит покачать».
Когда это кончилось, мосье Гюгенет сам беспечно
бросился в воду и принялся нырять и плавать, как утка. Затем, порядочно задышавшийся и усталый, он вышел
на берег и только было стал залезать в рубаху, как оба мальчика обсыпали его, в свою очередь, песком.
Собака не решалась
броситься с крутого, высокого, снежного
берега в речку; я приходил в отчаяние, но умное животное обежало
на мост за полверсты, поймало и принесло мне бекаса, не помяв ни одного пера…
Касатка то опускалась вглубь, то снова всплывала
на поверхность воды, порой она совсем близко подходила к
берегу и вдруг
бросалась назад, издавая какие-то странные звуки, похожие
на грузные вздохи или заглушённое мычание.
Вдруг грянул выстрел под самыми окнами, я
бросился к окошку и увидел дымок, расходящийся в воздухе, стоящего с ружьем Филиппа (старый сокольник) и пуделя Тритона, которого все звали «Трентон», который, держа во рту за крылышко какую-то птицу, выходил из воды
на берег.
Наконец выбрали и накидали целые груды мокрой сети, то есть стен или крыльев невода, показалась мотня, из длинной и узкой сделавшаяся широкою и круглою от множества попавшейся рыбы; наконец стало так трудно тащить по мели, что принуждены были остановиться, из опасения, чтоб не лопнула мотня; подняв высоко верхние подборы, чтоб рыба не могла выпрыгивать, несколько человек с ведрами и ушатами
бросились в воду и, хватая рыбу, битком набившуюся в мотню, как в мешок, накладывали ее в свою посуду, выбегали
на берег, вытряхивали
на землю добычу и снова
бросались за нею; облегчив таким образом тягость груза, все дружно схватились за нижние и верхние подборы и с громким криком выволокли мотню
на берег.
С замиранием испуга, с каким-то ужасом недоумения
на сердце
бросился я назад и, пробежав переулок, чуть не упустив Электрика, вернулся
на берег реки.
Обезумевший от ужаса Н.И. Пастухов
бросился в город
на ожидавшей его
на берегу лошади и мигом вернулся оттуда в сопровождении полиции и нескольких врачей, которых он буквально хватал по дороге, не спрашивая об условиях, и только испуганным и дрожащим голосом повторял...
Детишки не унимались, и, только видя, что «старый барин» зашевелился в лодке, и боясь, что он причалит к
берегу и поймает их, они
бросились бежать с громким криком и озираясь
на сердитого «дедушку», который был не
на шутку взбешен.
Я рыцарски
бросился за нею, быстро извлек ее
на берег, — испуг и зеленая тина пруда уничтожили красоту моей дамы!
Мятежники
бросились было
на них, но были рассеяны пушечными выстрелами с противного
берега.
Оно особенно выгодно и приятно потому, что в это время другими способами уженья трудно добывать хорошую рыбу; оно производится следующим образом: в маленькую рыбачью лодку садятся двое; плывя по течению реки, один тихо правит веслом, держа лодку в расстоянии двух-трех сажен от
берега, другой беспрестанно закидывает и вынимает наплавную удочку с длинной лесой, насаженную червяком, кобылкой (если они еще не пропали) или мелкой рыбкой; крючок
бросается к
берегу, к траве, под кусты и наклонившиеся деревья, где вода тиха и засорена падающими сухими листьями: к ним обыкновенно поднимается всякая рыба, иногда довольно крупная, и хватает насадку
на ходу.
Окунь не только не боится шума и движенья воды, но даже
бросается на них, для чего палкой или толстым концом удилища нарочно мутят воду по дну у
берега, ибо это похоже
на муть, производимую мелкою рыбешкой.
Когда крючки ходят
на весу и неблизко к
берегу, то раки будут брать менее; всего жаднее
бросаются они
на рыбку, навозных и земляных червей и хлеб.
Итак, главнейшее правило состоит в том, чтобы соображаться с временами года и состоянием погоды:
на дворе тепло, ясно и тихо — рыба гуляет везде, даже по самым мелким местам (особенно вечером), следовательно там и надобно ее удить; наступает ненастье, особенно ветер — рыба
бросается в траву, прячется под
берегами и кустами: должно искать ее там; наступает сильный холод — рыба становится
на станы, то есть разделяется по породам, собирается стаями и ложится
на дно в местах глубоких: надобно преследовать ее и там и удить очень глубоко.
Те из присутствующих, которые были не так хмельны, вышли
на берег и
бросились к челнокам, смиренно лежавшим
на песке.
Достигнув того места
на конце площадки, куда обыкновенно причаливались лодки, Ваня увидел, что челнока не было. Никто не мог завладеть им, кроме Гришки. Глеб пошел в Сосновку, лежавшую, как известно,
на этой стороне реки.
На берегу находилась одна только большая четырехвесельная лодка, которою не мог управлять один человек. Ваня недолго раздумывал. Снять с себя одежду, привязать ее
на голову поясом — было делом секунды; он перекрестился и
бросился в воду.
На берег пустынный,
на старые серые камни
Осеннее солнце прощально и нежно упало.
На темные камни
бросаются жадные волны
И солнце смывают в холодное синее море.
И медные листья деревьев, оборваны ветром осенним,
Мелькают сквозь пену прибоя, как пестрые мертвые птицы,
А бледное небо — печально, и гневное море — угрюмо.
Одно только солнце смеется, склоняясь покорно к закату.
— Это очень хитрый и злой ветер, вот этот, который так ласково дует
на нас с
берега, точно тихонько толкая в море, — там он подходит к вам незаметно и вдруг
бросается на вас, точно вы оскорбили его. Барка тотчас сорвана и летит по ветру, иногда вверх килем, а вы — в воде. Это случается в одну минуту, вы не успеете выругаться или помянуть имя божие, как вас уже кружит, гонит в даль. Разбойник честнее этого ветра. Впрочем — люди всегда честнее стихии.
Фома счастливо засмеялся при звуке ее голоса, вскинул ее
на руки и быстро, почти бегом,
бросился по плотам к
берегу. Она была мокрая и холодная, как рыба, но ее дыхание было горячо, оно жгло щеку Фомы и наполняло грудь его буйной радостью.
В косную, которая была при нашей барке,
бросились четверо бурлаков. Исачка точно сам собой очутился
на корме, и лодка быстро полетела вперед к нырявшим в воде черным точкам.
На берегу собрался народ с убитой барки.
Один раз, когда Григорий Иваныч читал со мною серьезную книгу
на французском языке и, сидя у растворенного окна, старался объяснить мне какую-то мысль, неясно мною понимаемую, — вдруг кулик красноножка, зазвенев своими мелодическими трелями, загнув кверху свои крылья и вытянув длинные красные ноги, плавно опустился
на берег пруда, против самого окошка, — я вздрогнул, книга выпала у меня из рук, и я
бросился к окну.
Надежда Федоровна надела свою соломенную шляпу и
бросилась наружу в море. Она отплыла сажени
на четыре и легла
на спину. Ей были видны море до горизонта, пароходы, люди
на берегу, город, и все это вместе со зноем и прозрачными нежными волнами раздражало ее и шептало ей, что надо жить, жить… Мимо нее быстро, энергически разрезывая волны и воздух, пронеслась парусная лодка; мужчина, сидевший у руля, глядел
на нее, и ей приятно было, что
на нее глядят…
Дело было вот в чем: ночью с первого
на второе мая очередные рыбаки
на тонях, при свете белой ночи, видели, как кто-то страшный и издали немножко схожий с виду с человеком
бросился с екатерингофского
берега в Неву.
И боже мой, неужели не ее встретил он потом, далеко от
берегов своей родины, под чужим небом, полуденным, жарким, в дивном вечном городе, в блеске бала, при громе музыки, в палаццо (непременно в палаццо), потонувшем в море огней,
на этом балконе, увитом миртом и розами, где она, узнав его, так поспешно сняла свою маску и, прошептав: «Я свободна», задрожав,
бросилась в его объятия, и, вскрикнув от восторга, прижавшись друг к другу, они в один миг забыли и горе, и разлуку, и все мучения, и угрюмый дом, и старика, и мрачный сад в далекой родине, и скамейку,
на которой, с последним, страстным поцелуем, она вырвалась из занемевших в отчаянной муке объятий его…
Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться через родниковый ручей или речку, затянутую с краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей воды, обламывался иногда, попадался в воду, вылезал опять
на лед, возвращался
на берег и долго катался по снегу, вытирая свою мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина, бегая по краям реки, мало замерзавшей и среди зимы, вдруг останавливалась,
бросалась в воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала
на берег и тут же съедала…
Недавно узнал я от одной достоверной особы, что в Калужской губернии,
на реке Оке, производится с большим успехом следующее уженье. В июне месяце появляется, всего
на неделю, по
берегам Оки великое множество беленьких бабочек (название их я позабыл). Рыбаки устроивают
на песках гладкие точки и зажигают
на них небольшие костры с соломой; бабочки
бросаются на огонь, обжигаются и падают, их сметают в кучки и собирают целыми четвериками.
Для травли ястребами необходимо условие, чтобы птица поднималась близко, иначе они не могут ее догнать; утки же всегда сидят
на воде или
на берегу воды, в которую сейчас могут
броситься, а ястреба никакой плавающей птицы
на воде не берут и брать не могут.
Подошел к борту и с неожиданной легкостью прыгнул в реку. Я тоже
бросился к борту и увидал, как Петруха, болтая головою, надел
на нее — шапкой — свой узел и поплыл, наискось течения, к песчаному
берегу, где, встречу ему, нагибались под ветром кусты, сбрасывая в воду желтые листья.
Песчаный и пустынный
берег дрогнул от его крика, и намытые волнами моря желтые волны песку точно всколыхнулись. Дрогнул и Челкаш. Вдруг Гаврила сорвался с своего места,
бросился к ногам Челкаша, обнял их своими руками и дернул к себе. Челкаш пошатнулся, грузно сел
на песок и, скрипнув зубами, резко взмахнул в воздухе своей длинной рукой, сжатой в кулак. Но он не успел ударить, остановленный стыдливым и просительным шепотом Гаврилы...
— Вы мне в последний раз,
на Шлангенберге, сказали, что готовы по первому моему слову
броситься вниз головою, а там, кажется, до тысячи футов. Я когда-нибудь произнесу это слово единственно затем, чтоб посмотреть, как вы будете расплачиваться, и уж будьте уверены, что выдержу характер. Вы мне ненавистны, — именно тем, что я так много вам позволила, и еще ненавистнее тем, что так мне нужны. Но покамест вы мне нужны — мне надо вас
беречь.
Он не ошибся… Багор зацепил Марью Павловну зарукав ее платья. Кучер ее тотчас подхватил, вытащил из воды… в два сильных толчка лодка очутилась у
берега… Ипатов, Иван Ильич, Владимир Сергеич — все,
бросились к Марье Павловне, подняли ее, понесли
на руках домой, тотчас раздели ее, начали ее откачивать, согревать… Но все их усилия, их старания остались тщетными… Марья Павловна не пришла в себя… Жизнь уже ее покинула.
Наши писатели никогда не доходили до того, чтобы
броситься в море, проповедуя гибель кораблю (
на то они люди, а не мыши); совершенно напротив: во время опасного плавания в открытом море они, увидав
на волнах щепочку, брошенную с их корабля, не раз поднимали радостный вопль, что
берег близко…
Я, не задумавшись,
бросился в нее и — выплыл
на другой
берег.
Напрасно кто-нибудь, более их искусный и неустрашимый, переплывший
на противный
берег, кричит им оттуда, указывая путь спасения: плохие пловцы боятся
броситься в волны и ограничиваются тем, что проклинают свое малодушие, свое положение, и иногда, заглядевшись
на бегущую мимо струю или ободренные криком, вылетевшим из капитанского рупора, вдруг воображают, что корабль их бежит, и восторженно восклицают: «Пошел, пошел, двинулся!» Но скоро они сами убеждаются в оптическом обмане и опять начинают проклинать или погружаются в апатичное бездействие, забывая простую истину, что им придется умереть
на мели, если они сами не позаботятся снять с нее корабль и прежде всего хоть помочь капитану и его матросам выбросить балласт, мешающий кораблю подняться.
Босиком, штаны засучив выше колена, бойко ловцы похватавши рашни́ и бо́талы,
бросились с ними
на покрытую водою отмель. Одни воду толкут и мутят ее, загоняя раков, другие рашни́ расставляют. Набежали мальчишки, сами охотой полезли в реку и безо всяких снарядов принялись руками раков таскать из нор, нарытых в
берегу под водою. Вынул ловец первую рашню — тихо возилось там десятка полтора крупных и мелких раков.
Трезорка, в недоумении насчет причин этой быстроты движений своего господина, остановившись около толпы и чмокая, съев несколько травинок около
берега, вопросительно смотрит
на него и, вдруг весело взвизгнув, вместе с своим хозяином
бросается в воду.
От него пошла большая волна, которая окатила меня с головой и промочила одежду. Это оказался огромный сивуч (морской лев). Он спал
на камне, но, разбуженный приближением людей,
бросился в воду. В это время я почувствовал под ногами ровное дно и быстро пошел к
берегу. Тело горело, но мокрая одежда смерзлась в комок и не расправлялась. Я дрожал, как в лихорадке, и слышал в темноте, как стрелки щелкали зубами. В это время Ноздрин оступился и упал. Руками он нащупал
на земле сухой мелкий плавник.
Гроссевич
бросился к
берегу и стал кричать, но
на его зов отвечали только эхо в прибрежных утесах и волны, с шумом набегавшие
на намывную полосу прибоя.